Детские лагеря смерти

Об этом месте на карте Беларуси последнее время говорят все чаще. Как у нас, так и на Западе. Говорят по-разному: от отрицания страшных событий до обнародования шокирующих подробностей. И даже у отечественных историков нет единого взгляда на происходившее там. Всему виной треклятые белые пятна: почти не осталось документальных подтверждений геноцида. В основном до нас дошли воспоминания очевидцев, записанные спустя годы.

С мая по июль 1944 года в Пуховичском районе действовал страшный объект оккупантов, который населяли белорусские дети — в том числе из столичного региона. В конце мая оккупационные власти изъяли из семей около 2 000 детей в возрасте от 6 до 14 лет. Причем сделали это под предлогом заботы: мол, советская власть в условиях войны истощила мобилизационный резерв — и уже призывает в Красную Армию 14-летних! А детей от 8 до 13 лет попросту заставляют работать, рыть окопы и так далее.

Гитлеровцы, прикрываясь такой немудрящей хитростью, «обещали сохранить детей и учить их грамоте». Неизвестно, поверили родители в такие объяснения или нет, но искомое число ребят было взято из семей Полесской области (в январе 1956 года область упразднена, а территории переданы Гомельщине, Минщине и Могилевщине). На детей повесили бирки с указанием имени, фамилии, года рождения, адреса проживания.

Также в других областях оккупированной БССР тысячи кандидатов на переселение в «детские лагеря» были взяты на учет. То есть вскоре сеть подобных учреждений должна была появиться по всей стране: немцы — народ основательный, если что-то планируют, то идут к цели педантично! По показаниям железнодорожных рабочих станции Пуховичи в 20-х числах мая прибыло три эшелона — 51 вагон с детьми. Двери были закрыты и укреплены проволокой — к 27 мая подневольных путешественников направили в Скобровку. Там собрали до 1 800 человек: около 150 детей постарше отобрали и вскоре увезли в неизвестном направлении.

Центр села — 57 домов — отвели под поселение, частью потеснив, частично отселив местных жителей. На окраине разместилась воинская часть вермахта. «Детское село» имело четко обозначенные границы: поперек улиц построили двойные стены, пустоты между ними засыпали землей. Там имелись бойницы, вдоль увитых колючей проволокой стен патрулировала вооруженная охрана из пособников нацистов. Внутри периметра в домах разместилась детвора — девочки отдельно, мальчики отдельно. Никаких особых удобств не было: каждый дом населяли по 20 — 36 ребят, спали на деревянных нарах. Некое подобие удобства создавали выданные немцами одеяла и собственная одежда.

Следователи политотдела 65-й армии задались теми же вопросами и вскоре многое прояснилось. Так, переводчица из Марьиной Горки Мария Василевская рассказала, по свидетельству оккупантов тяжелые болезни и ранения в рейхе и полевых госпиталях армии лечили переливанием крови. Мол, немцы не переносят сыпного тифа, а молодая кровь восточных славян имеет противотифозный иммунитет. Лингвист заключила, что лагерь представлял собой импровизированный центр насильного забора крови. Те же догадки высказала медсестра Мария Голубь, сообщившая местной жительнице Ольге Лобач следующее: 5 детей из Скобровки умерли в больнице от малокровия, на руках были видны следы от шприцов…

Сама Лобач на допросе старшему лейтенанту политотдела 65-й армии Блинову показала следующее: «Мой муж, Мохнач Павел Павлович, заключенный немцами в концлагеря за связь с партизанами, заболел сыпным тифом. Лежал в Бобруйске в больнице. Оттуда мне писал: «Здесь неспокойно с детьми, они служат донорами крови. Сбереги сына Виталия от этого немецкого зверства!».

В лагере действовала следующая практика: каждый день врачи отбирали по 5-8 здоровых детей, вечером их увозили неизвестно куда, и в лагерь они больше не возвращались. Часть детей погибала сразу, а выдержавших донацию в лагерь не возвращали— так злодейство сохранялось втайне.